 |
| В.Е.Орлов "Большой театр" |
Однозначного ответа на эти вопросы не существует. Для верующего человека, не склонного к рефлексии, ответ на вопрос об отношении театра и церкви звучит негативно. Например, известно такое высказывание из проповеди одного великого православного святого: "Театр – противник христианской жизни", в котором автор ссылается на новозаветное Послание Иакова: " Прелюбодеи и прелюбодейцы! не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу. " (Иак.4,4). Под «миром» в этом контексте понимаются мирские удовольствия и развлечения, в том числе театр, музыка и живопись.
Однако, если задуматься, то не все покажется так однозначно. И живопись и музыка, например, активно используются в православных службах: в церковном пении и в иконах. Подобно взаимоотношениям науки и религии, которые противоречат друг другу только на первый взгляд, но на самом деле дополняют друг друга (о чем уже много написано величайшими учеными мира Эйнштейном, Ньютоном, Лейбницем, Декартом и т.д.), взаимоотношения искусства и религии тоже способны дополнять друг друга.
О театре, музыке и живописи доброжелательно высказывались Оптинские старцы (http://www.pravoslavie.ru/put/63004.htm). Они считали, что отдых человеку необходим, но увлечения следует выбирать очень осторожно, чтобы не повредить своей душе. Один из старцев писал такое напутствие своей духовной дочери: «...чтобы ты знала настоящее положение вещей и при случае не теряла головы, то есть помнила бы, что за сладостию – расслабление, за мирскою веселостию – скука, за пресыщением – тяжесть и даже болезнь следуют, как тень за телом. На что крепок зуб, и тот у сладко ядущих поддается и рассыпается, как песок».
Другой оптинский старец очень точно описывал ощущения, остающиеся в душе после бессодержательного времяпровождения: «Светские развлечения совершенно закружат человека, не давая ему времени подумать о чем-либо духовном. А после этого времяпровождения остается пустота на душе. Воспоминаются суетные разговоры, вольное обращение, увлечение женщин мужчинами, а мужчин – женщинами. И такая пустота остается не только от греховных удовольствий, но и от таких, которые являются не очень грешными. А что, если среди таких развлечений призовет к Себе Господь? Слово Господне говорит: “В чем застану, в том и сужу”. А потому такая душа не может пойти в обитель света, но в вечный мрак преисподней. Страшно подумать! Ведь это на всю вечность!»
Оптинские старцы не отвергали искусство, но рассматривали его с точки зрения полезности для души человека, с точки зрения спасения. Старцы критиковали лишь те произведения искусства, которые распаляли страсти человеческие, привязывали сердца к земному, тварному, вместо того чтобы возносить сердца людей вверх, к духовному. Преподобный Оптинский отец Варсонофий ценил то искусство, которое отрывает душу от житейских мелочей и устремляет к Богу: «Серьезное искусство отрывает человека от житейских мелочей, доставляет человеку высшее, а не низменное, эстетическое наслаждение. Оно действует облагораживающим образом на душу, часто под влиянием ее хочется плакать и молиться».
Оптинский старец Варсонофий напоминал о том, что душа наша ищет в произведениях искусства «выражения в прекрасных формах невидимого прекрасного мира, куда манит ее своим воздействием дух». Старец утверждал, что у художников всегда есть «огонек религиозного мистицизма»: «У художников в душе есть всегда жилка аскетизма, и чем выше художник, тем ярче горит в нем огонек религиозного мистицизма».
 |
| Давид Мартиашвили "Театр и музыка" |
Его описания как никогда злободневны сегодня (http://www.pravoslavie.ru/jurnal/393.htm): «Современное человечество, и в своей массе, и в своей «элите», умеет только переутомляться, скучать и томиться от внутренней пустоты. Именно поэтому оно жаждет эффекта, занимательности и возбуждения; оно ищет шума, треска, дребезга и нервной щекотки; оно требует «возбуждающих средств» — не только от аптекаря, но и от художника. И сколько художников, — ведь они тоже сыны своего века, — идет навстречу этим поискам; сколь многие выдумывают «новое искусство» из утомленных душ; или силятся прорваться к новым, небывало острым раздражениям, чтобы дать эти раздражения толпе. Современное искусство полно душевного зуда и произвольных выдумок... Человечество в таком искусстве потешается, хихикает и рычит. Ему нужны игрища и зрелища, а не духовная радость; футбол, парады, гонки и бокс — вот лучшее «искусство» для него».
«Радость же идет из духовной глубины, дострадавшейся до одоления и озарения; а современное искусство вышвыривает их на рынок! Все новые выверты и рассудочные выдумки, слепленные из обломков материала и из душевного хаоса по принципу вседозволенности. Радость есть духовное состояние, она от неба и от Божества. Радость... Она доступна не каждому; и современное человечество не ищет ее».
«То, что художник дает людям, есть прежде всего и больше всего некий глубокий, таинственный помысел о мире, о человеке и о Боге, — о путях Божиих и о судьбах человека и мира. Художник несет людям некую сосредоточенную медитацию, укрытую и развернутую — в этой мелодии, в этой сонате или симфонии; или в этом сонете, в этой поэме, в этой драме; или в этом пейзаже и портрете; или в этом барельефе, в этом дворце, в этом танце. Он предлагает людям принять эту медитацию, этот таинственный помысел, ввести его в свое душевно-духовное чувствилище и зажить им...»
«Вот художественная болезнь нашего века: люди внимают искусству духовно глухим ухом и созерцают искусство духовно слепым глазом. И потому от всего искусства они видят одно чувственное марево; и привыкают связывать с ним свою утеху, свою потеху и свое развлечение. И нам, не болеющим этой болезнью, — одиноко стоять на этом крикливом распутьи и скорбно бродить по этой ярмарке тщеславия. Слышим и видим, как в искусстве все более торжествует теория безответственности и практика вседозволенности, — дух эстетического большевизма. Не в наших силах помешать ему; и не в наших силах даже заставить услышать наш голос. Но зато в наших силах стать под знамя истинного, ответственного и вдохновенного, непобедимого и неумирающего, классического и в то же время пророческого искусства; стать с непоколебимой уверенностью, что исторические бури и страдания смоют душевную нечисть и очистят духовный воздух и что в искусстве, как везде, распутий и соблазнов много, а путь — один. И пусть не говорят нам об «изжитых» традициях искусства; ибо священные традиции не изживаются никогда!.. Великое искусство будет и впредь, как и было всегда, служением и радостью».
No comments:
Post a Comment