Черная тетрадка

Первая страница Черной тетрадки

Рукопись князя Никиты Сергеевича Голицына попала ко мне чудесным образом, и это не фигура речи. Однажды, стоя на службе в русской православной церкви Святой Софии канадского города Виктория, мне пришла в голову мысль о том, что неплохо было бы узнать побольше о человеке, который основал эту церковь и стал крестным отцом многих ее канадских прихожан. Этим человеком был князь Никита Голицын, проживший долгую и несомненно весьма интересную жизнь с 1912, когда он родился в Санкт-Петербурге, по 2007 год, когда он умер в Виктории. Князь Голицын? В Виктории? Основатель русской православной церкви? Вопросов по этому поводу у меня накопилось много, но практически ни одного ответа на них я не знал.

Я поделился этой идеей со своей семьей, и буквально на следующий день после этого разговора к нам подошел казначей церкви – канадец Алек, который ухаживал за Голицыным в его последние дни – и отдал нам рукопись князя. Она написана по-русски, а русским он не владеет, да и вообще не знает, что делать с этой старомодной тетрадкой, в которой Голицын от руки вкратце изложил историю своего рода и историю России. Оказывается Алеку на днях пришла в голову мысль, что именно мы сможем разобраться с этой тетрадкой лучше, чем он. Не удивлюсь, если Алек и я подумали о Голицыне одновременно!

Я прочитал эту рукопись. Она не отвечает на мои вопросы, но тем не менее содержит много другой любопытной информации. О судьбе князя Голицына я еще Алека порасспрашиваю, и впоследствии напишу в блоге, а пока предлагаю свои мысли об этой рукописи.

Любитель древностей писатель Борис Акунин как-то писал в своем блоге, что самой большой ценностью в мире он считает возможность заглянуть в прошлое через какие-нибудь «машины времени». Он писал, что его трясет, когда он читает о том, как где-то обнаружена комната, не тронутая со времен 1917 года. Заглянуть в прошлое с помощью такого нетронутого временем уголка или предмета – его основная любовь и мечта. Любовь, потому что он может это сделать в архивах, а мечта – потому что понимает, сколько еще в этом мире «машин времени», ждущих своего открытия.

Черная тетрадка Голицына – именно такая машина времени. Даже не открывая ее понимаешь, что она принадлежит к совершенно другому поколению: черная старомодная обложка, выцветшие страницы, какая-то несовременная разлиновка бумаги. Несовременно и содержание рукописи: использование чернил, другой почерк, орфография с ятями, слова, вышедшие из употребления, какая-то иная манера излагать мысли. От всего в ней веет дореволюционной Россией. Не знаю, когда рукопись была написана, может не так уж и давно, но уверен, что Россия навсегда осталась в памяти Голицына патриархальной, царской, благородной страной. Несколько образов этой ушедшей России и оставил Голицын в своих записках.

Вот например, часть текста об отце Сергее Дмитриевиче Голицыне (в современной орфографии): «1903 г. Дворянским уездным собранием Харьковского уезда избран на должность Помощника уездного предводителя Дворянства, в каковой состоял по 1913 год». Мой 87-летний друг, сын белого эмигранта и сам бывший кадет, Владимир Петрович Поплавский, аж подпрыгнул на месте, когда прочитал эти строчки. «А ты знаешь, кто был предводителем Дворянства Харьковского уезда в это время?» - спросил он меня. «Мой прадед!»

Мир русской аристократии был видимо очень тесным.

И это следует из рукописи тоже. Согласно изложению Голицына, которому нет оснований не верить, он был в родстве со многими знаменитыми русскими родами: Щербинины, Куракины, Булгаковы, Сиверсы, Захаржевские, Крапоткины мелькают на страницах Черной тетрадки.

Меня весьма поразил стиль изложения Голицыным истории своего рода. Он дает только фактические сведения о своих предках. Например, об отце он пишет, что тот, родился в 1877 году, осенью 1892 года поступил в Санкт-Петербургский Кадетский Николаевский Корпус, который закончил «по первому разряду» в 1896 году, и т.д. Но за этими фактами не видно, что это был за человек.

В поисках человеческих черт и вообще жизни так сказать "в плоти и крови", в таких случаях приходится прибегать как к анализу, так и к творческой фантазии. Вот, например, скупые сведения о женитьбе князя Сергея Дмитриевича Голицына: «Был женат с 29 апреля 1911 года. Зоя Николаевна, рожденная графиня О’Рурк. В разводе с 13 августа 1923 года определением Епархиального Совета Русской православной церкви в Западной Европе за №1466». Принимая во внимание некоторые факты, упомянутые Никитой Голицыным в его рукописи, я за этими строками вижу следующее.

Санкт-Петербург 1911 года, весна, блестящие балы, благородные господа, прекрасные дамы. Князь Сергей Дмитриевич Голицын, откомандированный из Харькова по делам местного дворянства, на одном из балов встретил графиню О’Рурк, с которой имел быстрый и бурный роман. Звучат признания в любви, клятвы верности и предложение руки и сердца. Влюбленным не терпится под венец. Они сочетаются 29 апреля 1911 года. Почти ровно через 9 месяцев после женитьбы, 2-го февраля 1912 года у молодоженов родился первый сын Никита. Но дела в Петербурге у Сергея Дмитриевича закончились, и он забрал свою жену и сына сначала в Харьков, где родился второй сын Феодор в 1914 году, а затем в родовое имение Должик под Харьковом, где родился третий сын Борис в 1917 году. Вдали от балов и света, вынужденная все свое время сидеть дома, графиня начала роптать, а учитывая, что в ее жилах текла горячая ирландская кровь, то может даже и бастовать против своей беспросветной жизни. Начались конфликты: муж должен быть в Харькове, жена Харьков ненавидит, никто уступать не хочет, да тут еще и тревожные новости из Петербурга о волнениях среди рабочих поступают. Графиня хочет обратно в свет, подальше от этой неспокойной страны, где даже Царь недавно отрекся. Князь не мыслит своей жизни без России, которой так сейчас нужна помощь настоящих офицеров. Конфликт становится серьезным, обвинения сторон - горькими и обидными, жизненные планы диаметрально расходятся. В итоге даже православная Церковь разрешила им развод, вовлекающий трех детей.

Борис Акунин рассуждает в своем блоге о разнице между историей и историческими романами так. По его мнению, главное различие беллетристики от документальных трудов состоит в том, что в исторических книгах рассказывается «всё больше про победы и поражения», а романы же – это «сага о том, как люди тысячу лет любили друг друга, благодаря чему жизнь не прекратилась, род не пресекся, и теперь тут живем мы с вами». Рукопись Голицына – наглядное доказательство этого тезиса в его части про документальные труды.

Сообщить об историческом событии важно, иначе мы о нем просто бы не узнали. Возьмем пример царского бала. В Петербурге двор Романовых часто организовывал балы, на одном из которых возможно и встретились князь Сергей Голицын и графиня О’Рурк. Но если мы хотим понять, или даже воссоздать этот бал, то это будет довольно сложной задачей, поскольку нужны детальные описания, а благородные господа такими мелочами не занимались. Они бы никогда не стали записывать для потомства описания танцев, сервировки стола, блюд, карточных игр, одежды, даже обуви, обстановки комнат.

Забавно, что вот этими самыми деталями лучше всего владели слуги, а не господа. То есть получается нам сегодня важен опыт как господ, так и их слуг, причем опыт слуг ничуть не менее, а может даже и более важен для восстановления, и в общем, для понимания духа былой эпохи. Например, в знаменитом английском сериале о жизни аристократов Downton Abbey половина событий - из жизни господ, половина - из жизни слуг. Причем жизнь слуг подчас оказывается даже интереснее - там больше событий, интриг, любопытных деталей быта.

К сожалению, редкие слуги могли писать мемуары, а именно это требовалось, чтобы облечь сухой параграф Голицына о разводе его родителей в плоть интересных деталей. Слуги наверняка знали и слышали все, что происходило между князем и графиней. Эти детали бы очень хорошо объяснили нам, жителям 21 века, что же было у господ на душе, что стояло за скупыми документальными данными. Этим занимаются беллетристы или кинорежиссеры, которые доступно, но с большой долей воображения и допущения, рассказывают массам об исторических событиях, их духе и движущих силах. Помогает их творческому процессу уверенность в том, что человеческое поведение практически не меняется из века в век.