Про Давыдова и Хвостова

Мичман Давыдов - погиб красивым, молодым
и подающим большие надежды

Даже удивительно, что кино и популярная литература обошли вниманием судьбы двух знаменитых российских капитанов и неразлучных друзей: мичмана Гавриила Ивановича Давыдова (1784-1809) и лейтенанта Николая Александровича Хвостова (1776-1809). А между тем какой тут имеется потрясающий материал: настоящая дружба двух гардемаринов, путешествия в Русскую Америку и Японию, участие в войне за Финляндию, встречи с разбойниками, политические интриги, несправедливое заключение, побег, и, наконец, странная и какая-то очень роковая смерть! Для всеобщего развлечения и поучения, а также для будущих авторов исторических бестселлеров я решил собрать в этой статье основные факты их яркой и короткой биографии.

О Хвостове и Давыдове я упоминал в статье «О преподобном Германе Аляскинском» (http://pomyslivden.blogspot.ca/2015/03/blog-post_24.html). В частности мне очень пригодились этнографические зарисовки Давыдова из его книги «Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним», касающиеся алеутского народа коняги, среди которых долгое время жил Герман Аляскинский. Давыдову удалось эффектно и кратко изобразить совершенную дикость этих народов (в смысле их жестокости и аморальности), привести несколько незабываемых «анекдотов» из их жизни.

Симон Боливар (1783-1830). Ходили слухи, что это был Хвостов!

Мичман Давыдов и лейтенант Хвостов возглавляли наверно самые известные в современной России корабли: «Юнону» и «Авось!». Известны они в первую очередь, конечно же, благодаря гениальной одноименной рок-опере Алексея Рыбникова, написанной на поэму Андрея Вознесенского «Авось!». Хвостов и Давыдов там появляются эпизодически, позволяя блистать главному герою, дипломату Николаю Петровичу Резанову (1764-1807), образ которого так талантливо создал на сцене Ленкома великий Николай Караченцов. Однако, на мой взгляд, любовная история Резанова и никогда не дождавшейся его Кончиты меркнет по сравнению с полной приключений жизнью Давыдова и Хвостова.

Памятник русскому наследию в Западной Америке (г. Виктория, Канада)

Душевные качества Хвостова и Давыдова

Оба юноши происходили из благородных семей. Николай Хвостов, выходец из обедневшей дворянской семьи, уже в возрасте 14 лет участвовал в двух своих первых морских сражениях и удостоился золотой медали; Давыдов тоже очень рано, в 17 лет, прославился на флоте отчаянной отвагой. Они оба получили лучшее военно-морское образование, которое было на рубеже 18-19 веков в России. Окончив Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге они были произведены в самые настоящие гардемарины – с разницей в 6 лет. Один из их биографов, адмирал Александр Шишков (приходившийся дядей Николаю Хвостову, в доме которого Хвостов и Давыдов некоторое время жили) характеризовал его вкратце так: «Хвостов соединял в душе своей две противности: кротость агнца и пылкость льва. Чрезмерная привязанность к родным и беспредельная любовь к славе были двумя главными свойствами его души». И еще одно важное качество, отмеченное Шишковым и несомненно относящееся к Давыдову: «Хвостов рад был умереть за друга, хотя бы тот и не ответствовал ему равными чувствами, но которого он единожды полюбил и с ним свыкся». Сразу предупреждаю, что предательства Давыдова по отношению к Хвостову не будет, просто в глазах Шишкова его племянник Хвостов был более благородным, чем его друг Давыдов.

Деталь памятника, на которой показана граница
Британской империи и России 1825 года

Про благородство Хвостова, которое временами граничило с безрассудством, Шишков рассказал в предисловии к «Двукратному путешествию...» такую историю.

«Отец его через продолжавшуюся более двадцати лет тяжбу лишен был посредственного имения своего и оставался с немалым семейством в нужном весьма состоянии. Сын сей, не сказав ни кому о своем намерении, находит случай встретиться с ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ. Он в отчаянном виде бросается перед ним на колени и просит Монарха обратить свое внимание на разоренных его родителей. ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР удивясь, что видит в сем положении Офицера пред собою, и думая, что он по бедности просит его о собственной своей нужде, приказал ему встать и успокоиться. через несколько часов приносят ему от Государя пожалованные на его имя тысячу рублей. Он не принимая денег просит присланного доложить Государю, что он, получая жалованье, не имеет никакой надобности в деньгах, и не собственно для себя осмелился утруждать ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО, но для отца своего и матери, разоренных тяжбою. Докладывают о сем ИМПЕРАТОРУ. Государь приказал ему принять сию тысячу рублей. Между тем наведовшись о деле и состоянии отца его ГОСУДАРЬ повелел определить ему тысячу рублей ежегодной пенсии. Обрадованный сын отослал немедленно пожалованную собственно ему тысячу к матери, находившейся тогда в деревне, и вскоре имел еще радость уведомит отца своего о пожалованной ему пенсии».

Про Давыдова Шишков писал так: «Он в самой юности отличался не только особенною остротою, но и чрезвычайным прилежанием; приобрел немалые знания в математических и словесных науках, почему из представленных в том году к производству в Офицеры пятидесяти или шестидесяти человек найден был по достоинству первым. Он был довольно высокого роста строен телом, хорош лицом, и приятен в обхождении. Предприимчив, решителен и смел. Нравом вспыльчивее и горячее Хвостова, но уступал ему в твердости и мужестве. Он одарен был живостью воображения и здравым рассудком, имел острый и примечательный ум; много читал, любил увеселения, беседы и общества, однако же охотно оставлял их для понесения трудов и подвигов, не устранялся от забав и гуляний, однако же находил время упражняться и писать дельное и шуточное».

Благодаря Давыдову и его книге мы, во многом, и знаем сегодня об этих двух друзьях, и о жизни Русской Америке начала 19-го века.

Выдра - основной промысел русских в Русской Америке.
(Их в Виктории до сих пор много)

Вступление в Российско-Американскую компанию, первый поход в Русскую Америку

При Александре Первом Россия прилагала большие усилия к расширению своих владений в Америке. Главным инструментом российской политики и экономики в Америке и Японии была знаменитая Российско-Американская компания. Для подъема уровня ее мореходных кадров император разрешил Российско-американской компании нанимать офицеров военного флота с сохранением за ними всех прав, званий и половины казенного жалования. Хвостов и Давыдов стали первыми, кто воспользовался этой привилегией. Произошло это в 1802 году. Камергер Николай Петрович Резанов, Главный участник в Попечитель в Американской компании, (являвшийся также полномочным послом в Японии) знал лейтенанта Хвостова как искусного и отважного офицера и лично сделал ему деловое предложение ехать сухим путем в Охотск и оттуда на судах Американской компании идти в Америку. Хвостов, не долго думая, согласился. Вскоре на приятельской вечеринке он своими планами «воспламеняет» 17-летнего мичмана Давыдова присоединиться к нему. Через несколько дней их первое путешествие в Русскую Америку начинается. Знакомство и связь их утвердились во время этого долгого и опасного путешествия.

В начале путешествия Давыдов, что называется, струхнул, но потом поняв, что у него и Хвостова «теперь осталась одна надежда друг на друга», предложил тому поклясться в вечной дружбе, после чего «сделался гораздо спокойнее». С тех пор они никогда не разлучались.

Текст на памятнике: В память о разграничительном договоре между
Британской империей и Россией 28 февраля 1825 года

Сначала экспедиция добиралась из Санкт-Петербурга до Охотска (свыше 10 тысяч километров по плохим российским дорогам). По дороге уже в Сибири на них напали разбойники. Давыдов так описал эту встречу в своих путевых записках: "Проехали верст пять по дороге, остановились в первом часу пополудни кормить лошадей. Едва успели разбить палатку, как услышали ружейные выстрелы, от которых якуты наши тотчас упали ниц, и в то же время с разных сторон появились семь человек, из коих два шли прямо к нам, имея совсем готовые ружья. Не ожидая ничего доброго от такой встречи, стали мы хвататься за свои намокшие ружья. Хвостов, не могши скоро достать своего, с одной саблей побежал навстречу к ним и, подошедши к атаману, спросил: "Как вы смели подойти к военным людям? Положи ружье, или я велю стрелять". Сей смелый поступок устрашил атамана. Он велел своим положить ружья и сказал: "Мы видим, что вы военные люди, и ничего от вас не требуем". Прочие разбойники также кричали нам: "Не пали! Не пали!" Между тем, однако ж, атаман, посмотря с некоторым удивлением на Хвостова, предложил ему идти в их палатку, отстоящую, по его словам, не далее ста сажень от сего места. Хвостов, чтоб не показать себя оробевшим от его предложения, отвечал: "Пойдем". Он вошел с ними в палатку, где набралось их более 10 человек. Один из них стал говорить с ним грубо: "Молоденек, брат, ты, а шумишь много". И начал его трепать по плечу. Хвостов, видя, что дерзость сия может также и других ободрить к наглостям, решился в то же мгновение из всей силы ударить его в щеку, так, что разбойник не устоял на ногах. Потом, подняв саблю, сказал: "Ежели вы что-нибудь против меня подумаете, то дешево со мною не разделаетесь, я один справлюсь с вами". Разбойники оцепенели. Атаман закричал на виноватого: "Ты забыл, что ты - варнак, а его высокоблагородие - государев офицер". После чего велел ему кланяться в ноги Хвостову и просить прощения. Так заключен был мир с разбойниками, которые потом даже сами предлагали нам все, что имеют, кроме сахару, извиняясь тем, что не нашли оного ни у одного купца".

Из Охотска до алеутского острова Кадьяк друзья плыли через весь Тихий океан. На Аляске Хвостов и Давыдов отличились, прежде всего, тем, что доставили груз с острова Кадьяк в Охотск в немыслимо короткий срок - за два месяца, продемонстрировав тем самым возможность быстрого и надежного морского сообщения с метрополией.

Шишков так характеризовал результаты их первого путешествия: «Напоследок по прошествии двух лет они возвращаются из Америки. Казалось, что желание их было удовольствовано: они совершили сухим путем далекий путь, плавали по морям редко посещаемым, видели множество различных городов, стран, народов, принесли Американской компании не малую услугу, пользу, и возвратились благополучно. Что принадлежит до стяжания имения, оное никогда не было их предметом».

Иначе говоря, любопытство и страсть к путешествиям удовлетворены, слава добыта, можно начать заниматься чем-то менее экзотическим, но более понятным и приносящим прибыль, жениться наконец. Так думал мудрый и опытный Шишков, однако, заокеанские приключения Давыдова и Хвостова только начинались.

Русское посольство на японских рисунках

Второй поход в Русскую Америку, провал Российского посольства в Японии

Служба Давыдова и Хвостова так понравилась руководству Российско-Американской компании, что не успели друзья в 1804 году вернуться в Петербург, как их пригласили снова, удвоив жалование против прежнего (каждому по четыре тысячи рублей в год – солидная по тем временам сумма!) Друзья, видимо, разделяли некоторые взгляды Шишкова, потому что над этим предложением они размышляли уже несколько месяцев. Решающим для Хвостова было обязательство, которое он получил от Американской компании: во все время пребывания его в Америке две тысячи рублей (половину всего заработка) ежегодно выдавать в Петербурге родителям. Давыдов же был там, где и Хвостов. Наконец решение принято, друзья снова прибывают в Русскую Америку. Они посещают остров Уналашку, Кадьяк, и напоследок приходят в Ситку, которую русские называли Ново-Архангельском.

Русские послы в Японии

В это время произошло событие, сильно впоследствии повлиявшее на судьбу Хвостова и Давыдова. Главным действующим лицом в этом событии был их прямой начальник Николай Резанов. Американский писатель Брет Гарт (смотри роман "Консепсьон де Аргельо") и русский поэт Андрей Вознесенский заставили нас всех подумать, что этим событием был бурный роман Резанова с молодой и, несомненно, красивой испанкой Консепсьон Аргуэльо (Кончитой) во время визита русских в Калифорнию. В реальности же любовные заботы волновали Резанова куда меньше политических.

В 1804 году Николай Резанов отправился с посольской миссией в Японию на судах «Надежда» и «Нева» (под командованием знаменитого мореплавателя Крузенштерна). У Резанова были большие планы, вплоть до покупки нескольких островов Курильской гряды. Однако японское правительство отказало в принятии Российского посольства, не вступило в торговые договоры, и запретило русским судам заходить в японские порты. Это был полный провал посольства и сильный удар по самолюбию Резанова, который не привык к отказам в своей жизни. К числу причин неудачи посольства Николая Резанова исследователи относят «закрытый» характер японцев и опасения ими за свой суверенитет, интриги конкурентов-голландцев, неправильное понимание русскими обычаев и языка японцев. Кроме того, русские не могли предложить партнеру достойного товара в обмен на его продовольствие. У них имелись только меха и рыба, но меха у японцев не пользовались спросом, а рыбы они вылавливали сами столько, что даже удобряли ею рисовые поля. Впоследствии капитан Крузенштерн высказывал мнение, что Николай Резанов отстаивал в этой истории больше интересы свои личные и компании, нежели России.

Люди Русского посольства в Японии

Пока Давыдов и Хвостов ничего не подозревая выполняли свою работу в Русской Америке, в планах оскорбленного Резанова они уже стали пешками в его большой политической игре и вершителями его мести японцам.

О том, что происходило в голове Резанова любопытно пишет Шишков: «Резанов, в лице которого оскорблен Японцами Посол Российский, ищет в уме своем средств, каким бы образом внушит в них вящее к флагу нашему уважение и дать им почувствовать, что во вражде и несогласии с нами подвергаются они опасности от силы нашего оружия, в приязни же и согласии могут быть спокойны и ожидать от нас знатных для себя выгод и пользы. Сим единственным средством, думал он, можно их понудить ко вступлению с нами в мирные и торговые обязательства [выделено автором статьи]».

Выбор слов Шишкова напомнил мне знаменитое «понуждение к миру», а по-русски говоря, нападение на России на Грузию в 2008 году. Как отметил бы в обоих случаях бесстрастный немец Крузенштерн: японцы, грузины, а ныне и украинцы пали жертвой уязвленной гордости российских начальников, их болезненного самолюбия и жадности, но никак не интересов России. Ничего хорошего для страны из этого «принуждения к миру» обычно не получается.

Николай Резанов, глава Русского посольства

Шишков продолжает: «В бытность свою в Японии мог Резанов тайными путями разведать, что между управляющими в оной двумя властями, гражданскою и духовною, происходила великая распря. Гражданская власть и народ согласны были принять посла нашего и вступить с нами в торговлю, но духовная тому противилась и одержала верх. Следовательно малейшее с нашей стороны подкрепление гражданской их власти принудило бы духовную замолчать. Основав на сих обстоятельствах надежду свою сделал он следующее расположение: Близ Японии находится плодоносный остров Сахалин, которого природные жители [айны] составляют особый народ от Японцев. На нем помышляли некогда (лет около шестидесяти назад) и мы водвориться, но не известно что с завезенным туда селением нашим воспоследовало. Японцы овладели сим островом, поселились на нем, покорив Сахалинцев и поступают с ними, как с рабами, весьма жестоко. Резанов предпринял сделать Экспедицию на сей остров, с тем, чтоб Японцев согнать с оного, все заведения их на нем истребить, все что можно забрать с собою, остальное же отдать жителям острова или предать огню. Сахалинцев же взять под свое покровительство, раздать старшинам серебряные медали, и объявить их Российскими подданными. Сверх сего захватить несколько Японцев, a особливо стараться взять их жреца с кумирнею и со всеми в ней идолами и утварями. Сие последнее действие почитал он нужным для того, дабы взятых Японцев отвезти в Охотск, содержать их как можно лучше, позволить жрецу отправлять всякое по обрядам их священнослужение, и по прошествии года всех отвезти обратно в Японию, дабы они там рассказали о поступках наших с ними, и через то внушили бы народу лучшую к нам доверенность».

Здесь любопытно отметить, что стратегическим планам Резанова все-таки суждено было исполниться, хотя и не так, как они здесь изложены. Проникновение русской культуры в Японию все-таки произошло, только не за счет «понуждения ко вступлению в мирные и торговые обязательства», а засчет другого ресурса – православия. Эту работу впоследствии выполнил один человек и без всякой военной помощи: архиепископ Николай Японский (1836-1912), о котором частично я рассказывал в статье «Святитель Иннокентий Вениаминов: апостол Сибири и Америки» (http://pomyslivden.blogspot.ca/2015/04/blog-post.html).

Русские солдаты на японских рисунках

Итак, Резанов решил "принудить" японцев к торговле с Россией. Задача это была весьма щекотливая. Без императорского благословления такие дела лучше не делать, поскольку нападение на Японию может пойти в разрез с высшими политическими планами. Так может и голова с плеч полететь. Длинные расстояния между Резановым и Питером не способствовали быстрому решению «японской» проблемы. С другой стороны имеется не только уязвленная гордость, но и жизненная необходимость, поскольку Резанов видел торговлю с Японией важнейшим средством к пропитанию всех русских заведений в Русской Америке. Резанову нужны были решительные и успешные действия в Японии, а также герои для их исполнения. Искатели славы Хвостов и Давыдов идеально подходили на эту роль.

Резанов посылает их для выполнения какого-то безобидного задания мимо Сахалина, а после начала экспедиции присылает им секретную депешу. В ней было сказано в частности следующее: «Но ежели ветры без потери времени обяжут вас зайти в губу Аниву, то старайтесь обласкать Сахалинцев подарками и медалями, и взгляните в каком состоянии водворение на нем Японцев находится. Довольно исполнение и сего сделает вам чести, a более всего возвращение ваше в Америку, существенную пользу приносящее, должно быть главным и первым предметом вашего усердия... Впрочем в плавании вашем могущие быть непредвиденные обстоятельства соглашать вы сами будете с пользами компании, и искусство ваше и опытность конечно извлекут лучшее к достижению исполнением сего последнего предписания».

"Юнона"

Настоящие "Юнона" и "Авось!"

Рискованную экспедицию в Японию снарядили таким образом. Под начальство лейтенанта Хвостова была отдана двухмачтовая бригантина «Юнона». Для Давыдова компания закупила у американского корабельщика Вульфа одномачтовый парусник «Авось!», названный так Резановым именно в смысле его не слишком уверенной надежды на японскую экспедицию. Пока строился «Авось!» Резанов сплавал на четыре месяца на «Юноне» в Калифорнию за продовольствием, где и встретился с Кончитой. Оба корабля были готовы к экспедиции к середине 1806 года.

В Сети существует немало сообществ людей, помешанных на парусниках. В одном из них я нашел следующую информацию об этих двух судах. «Бригантина "Юнона", судно с двумя мачтами и прямыми парусами, представляла собой 12-пушечную бригантину американского типа, на корабле также были установлены 4 крупнокалиберных фальконета (особая пушка). Бригантина была построена на верфи в городе Охотск из местных материалов. Вероятно, за образец были взяты хорошо зарекомендовавшие себя в войне за независимость США балтиморские шхуны. Российско-Американская компания приобрела судно в 1805 году, когда корабль прибыл с грузом продовольствия в Ново-Архангельск (совр. Ситка) на Аляске.

"Юнона" и "Авось" на современных картинах

Тендер "Авось" - одномачтовое судно с косыми парусами, вооружен 8 пушками. Корабль был переоборудован из приобретенной быстроходной балтиморской шхуны, отличавшейся очень современными на тот момент обводами корпуса. Тендер был построен на верфи города Ново-Архангельск в Русской Америке.

Достоверных изображений «Юноны» нет, но это была не очень мощная боевая единица. Балтиморские шхуны, кроме торговых плаваний, использовались, в основном, для пограничной службы и борьбы с браконьерами. Балтиморские шхуны идеально подходили для рейдерских операций. Они были очень быстроходные, маневренные, не требующие для управления многочисленного экипажа, легко набирали скорость.

После рейдерских походов в Японию корабли "Юнона" и "Авось" использовались для охраны русских владений в Северной Америке и на Дальнем Востоке, а также для охраны рыбных и пушных промыслов. Вследствие постоянных напряженных плаваний в бурной северной части Тихого океана срок службы их был незначительным.

Корабли «Юнона» и «Авось» затонули вместе со всеми экипажами во время шторма у берегов Камчатки в 1810 году.

Бухта Анива

Японский поход

Николай Хвостов «правильно» понял указания Резанова. Помятуя знаменитое русское «Кто не рискует, тот не пьет шампанского», он на корабле «Юнона» отправился на остров Сахалин (Давыдов болел и остался в Ситке). Распоряжение Резанова было в общих словах донесено Хвостовым до матросов, которые поняли его как разрешение делать все что угодно на острове. Осенью 1806 года «Юнона» вошла в сахалинскую бухту Анива, где Хвостов высадился на берег и тут же водрузил там российский флагшток. Местных жителей айнов как обычно задобрили подарками, безделицами и вином, а на старшину селения надели медаль на ленте. Айны русских встретили приветливо, начался пир, полилась водка.

К вечеру того дня на острове начался грабеж и насилие со стороны русских. Японская фактория, расположенная в заливе Анива, была очень богата. Хотя местные японцы не проявили к русским враждебности, но, помятуя о предоставленной им свобеде, матросы связали японцев, разграбили японские склады, погрузили добычу на «Юнону», а что не поместилось, отдали айнам; затем они подожгли сараи с заготовленным строевым лесом, досками и рыболовными снастями, а также магазины, казарму и местный храм. В своем отчете Хвостов отмечал, что «островитяне помогали в сем очень усердно» и что «позволенным расхищением японских богатых магазинов я привязал сердца их к россиянам». Айны же «поднимали руки вверх, радовались и скакали», у них были свои счеты с японцами, которые их жестоко эксплуатировали. Так закончился первый рейд в Японию. Зимовали Давыдов и Хвостов вместе в Русской Америке.

Весной 1807 года лейтенант Николай Александрович Хвостов снова отправился в Японию. Теперь уже вместе с фрегатом «Юнона» шел и тендер «Авось» под командованием мичмана Давыдова. Моряки выгоняли японцев с островов Сахалин, Карафуто, Итуруп, Рисири, разорили их фактории, товары частично забрали себе, частично раздали айнам. На Итурупе находился японский гарнизон численностью около 300 человек. Однако Хвостов и Давыдов все же высадились на остров и с горсткой храбрецов разгромили японцев, затем сожгли всю японскую факторию и 27 мая покинули Итуруп, но не с пустыми руками - «13 японских магазинов изобиловали пшеном, платьем и товарами всякого роду». Добро свезли на корабли, потом на острове начался пьяный погром. «Все шло хорошо до того времени, како люди добрались до саги (саке), и тогда многие из них перепились и с ними труднее было обходиться, чем с японцами... Можно сказать, что все наши люди, сколько хороши трезвые, столько же пьяные склонны к буйству, неповиновению и способны все дурное учинить», - писал в судовом журнале мичман Давыдов.

Японцы были взбешены наглым поведением русских. Позже они организовали карательные экспедиции на Кунашир и Итуруп, уничтожили там государственные знаки России и убили нескольких русских зверопромышленников. Отношения между Россией и Японией были серьезно испорчены на годы вперед. Имена Давыдова и Хвостова в Японии до сих пор известны и непопулярны. Александр Первый был тоже недоволен, когда ему сообщили о самовольстве Хвостова и Давыдова. Он еще им это вспомнит.

В довершение ко всему, сама судьба отвернулась от двух не слишком опытных в политических делах честолюбцев. Все разъяснить государю мог влиятельный Николай Резанов, который для объяснения японской экспедиции срочно направился в Петербург. Однако он в дороге заболел и умер. Давыдов и Хвостов оказались крайними и беззащитными в этой неприятной истории.

Айны - начало 20-го века

Остров Сахалин

Под влиянием походов Хвостова и Давыдова уже после их смерти молодые дворяне Петербурга, будущие декабристы, создали «Юношеское собратство» и задумали образовать на Сахалине «Республику равных».

Царское правительство позже признало, что «климат местный благоприятен к учреждению прочной оседлости, заведению хлебопашества и всех потребных в общежитии экономических статей». В августе 1808 года был принят специальный указ о передаче острова Сахалин в ведение торгово-промышленной Российско-Американской компании. Ее обязали создать на поселения на подконтрольной русским части острова. В те времена компания смогла с большим трудом выделить на Сахалин только 38 поселенцев, и только полвека спустя русский моряк Геннадий Невельской осуществит создание поселений на Сахалине.

После первого русско-японского вооруженного конфликта ни одна из сторон не пыталась увеличить сферу своего влияния на Сахалине и Курильских островах до середины 1840-х годов. Острова к северу от пролива Фриза остались в русском владении, а острова на юг (Итуруп, Кунашир, Шикотан и группа Хабомаи) - в японском владении. Будучи убежденным, что нет дальнейшей угрозы со стороны России, японское правительство потеряло интерес к Сахалину и Курилам в течение длительного времени. В 1814 году Япония вывела свои войска из Сахалина и в течение многих лет японская деятельность к северу от Хоккайдо была ограничена лишь частной торговлей. При отсутствии реальной угрозы с севера у японского правительства не было денег, которые были необходимы для колонизации Сахалина и Курил.

Макет бригантины "Юнона"

Заточение и побег

Искатели славы Давыдов и Хвостов заканчивают свою японскую экспедицию 1807 года возвращением в Охотск. Возвращаются они радостные, думая, что их ожидает хвала и благодарность. Однако их ожидала совсем другая участь. Они еще не знают о Высочашем неудовольствии по поводу их похода, о смерти их покровителя Резанова в Красноярске от сильной простуды (он очень спешил в Петербург, ехал верхом на коне, несколько раз попадал в морозы, спал на снегу), о слухах об огромных богатствах и золоте, якобы награбленных ими у японцев (эти слухи циркулировали в Охотске), а также о том, что начальник Охотского порта Бухарин был весьма жадным, жестоким и недалеким человеком.

Когда Давыдов и Хвостов сошли на землю в Охотске, их тут же арестовали и поместили в карцер порознь как государственных преступников. В тюрьме, в ужасных условиях прошел месяц. Никакой надежды ситуация не давала. Если так все бы продолжалось, друзья просто бы умерли в тюрьме от голода и антисанитарии. К такому бесславному концу они не были готовы. Друзья решились на побег. Их охранники сочувствовали им и ненавидели Бухарина. В результате был составлен план, согласно которому охранники тайно выпускают пленников на свободу, а те оставляют «свидетельства» того, что они якобы усыпили охранников опиумом. Дальнейшее зависело от самих Давыдова и Хвостова. Они должны были безоружные и неодетые пройти сотни километров по тайге до Якутска, ближайшего населенного пункта. Удивительно, что ослабленные и беззащитные они этот путь по нехоженным лесам и болотам преодолели. Якутский городничий уже знает о беглецах, и когда те появляются в городе, задерживает их. Беглецов доставляют в Иркутск, откуда, по Высочайшему соизволению, им разрешается проследовать без охраны в Санкт-Петербург для следствия по поводу обстоятельств японской экспедиции. В 1808 году друзья наконец возвращаются в Петербург.

Царское правительство не отказалось от результатов японской экспедиции, но выставило дело как их самоуправство, опасаясь осложнений с Японией. За Давыдова и Хвостова вступился другой их могущественный покровитель: министр иностранных дел и коммерции граф Румянцев. Он обратился с рапортом к Александру Первому оплатить Хвостову и Давыдову все жалованье и расходы, связанные с бегством из Охотска, который император и подписал. Комендант порта Охотск Бухарин со службы был уволен. (Хвостов в своей жалобе на Бухарина пишет, что японский груз уже в Охотске был пограблен своими: «Из товаров на сто тысяч рублей едва ли найдется и половина целого, все разграблено, переломано и вряд ли есть какое-нибудь состояние людей в Охотске, которые бы не имели японских вещей»). В конце концов, моряков оправдали, но от косых взглядов они не избавились.

Сцена из спектакля "Юнона и Авось"

Участие в русско-шведской войне

Не успели улечься японские страсти вокруг Давыдова и Хвостова, как их ждало новое приключение - уже в Балтике. Услышав об их возвращении из Америки Главнокомандующий Финляндской армией граф Буксгевден пишет министру морских сил Чичагову просьбу, требуя их присутствия в русско-шведской войне «наслышась об отличном их искусстве и храбрости». Молодежь отвечает, что она всегда готова служить Государю и Отечеству. Морской министр надавливает на правление Американской компании, и те неохотно соглашаются расторгнуть контракт с Давыдовым и Хвостовым. Друзья немедленно отправляются в Финляндию, где уже через несколько недель становятся «главной причиной победы» над троекратно превосходящими силами противника в сражении между островами Судцалом и Ворцеллою, а затем в сражениях у островов Пальво и Тевсало.

Командир морского отряда Селиванов, под командованием которого воевали Давыдов и Хвостов, так подчеркнул их заслуги в своей докладе графу Буксгевдену: «Превосходно свидетельствую о лейтенанте Хвостове, который оказал пример невероятной неустрашимости, пренебрегая сыплющимся градом картечи и не взирая, что четыре шлюпки под ним были потоплены и из 6 гребцов остался только один, он шел вперед и поражал неприятеля; а равным образом и сухопутные начальники отзывались Главнокомандующему о его мужестве, все нижние чины его превозносят, и вообще где он только появлялся, храбрость оживотворялась».

Война закончилась победой России и заключением Фридрихсгамского мирного договора, по которому Финляндия перешла от Швеции к России, войдя в состав Российской империи как Великое княжество Финляндское на следующие 109 лет.

Несмотря на необыкновенную храбрость, выказанную Давыдовым и Хвостовым в Финляндии, по представлении графа Буксгевдена о награждении их орденами, на рапорте графа состоялась Высочайшая резолюция: «Неполучение награждения в Финляндии послужит сим офицерам (Давыдову и Хвостову) в наказание за своевольства против японцев».

По окончании финской кампании Главнокомандующий причислил их к своей свите и велел им ехать в Петербург для поправления здоровья (Давыдов был легко ранен в одном из сражений). В Петербурге Давыдов жил вместе с Хвостовым в доме адмирала Шишкова, занимаясь обработкой своих записок о путешествиях. Эти интересные записки под названием «Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним» вместе с биографическим вступлением Шишкова были изданы уже посмертно, их можно почитать здесь http://az.lib.ru/d/dawydow_g_i/text_1810_dvukratnoe_puteshestvie_v_ameriku.shtml.

Вид на Исаакиевский наплавной мост, 1830

Обстоятельства гибели

В октябре 1809 года в Санкт-Петербург приезжает старый знакомый Давыдова и Хвостова американский корабельщик Вульф, у которого когда-то было приобретено судно «Авось!», и с которым они были очень дружны. За день до его отплытия обратно в Америку, Вульфа, Давыдова и Хвостова приглашает к себе на ужин на Васильевский остров знакомый профессор и этнограф Лангсдорф.

Сколько же всего надо было рассказать Давыдову и Хвостову своим добрым друзьям, сколько под эти рассказы выпилось вина! Наверняка много. Уже за полночь друзья вдруг объявили, что им необходимо быть утром дома. Вульф пошел их провожать. К двум часам ночи они дошли до разводного Исаакиевского моста, который был наплывным, то есть разводился не вверх, а в стороны. По этому мосту в самом сердце Питера Давыдов и Хвостов, бывшие питерские кадеты, ходили, наверно, тысячи раз. Когда они подошли к мосту, то увидели, что тот был разведен, чтобы пропустить проплывавшую мимо грузовую барку. Ждать сведения моста обратно было долго и холодно, молодая и пьяная кровь бурлила в жилах, требуя действий. Давыдов и Хвостов решили прыгнуть в барку, а потом с нее перепрыгнуть на другую сторону моста.

Позже обстоятельства той роковой ночи были восстановлены таким образом по рассказам Вульфа: «Воротимся!» - сказал американский шкипер, провожавший друзей. — «Русские не отступают! Вперед! Ура!» - крикнул Хвостов. Друзья, схватившись за руки, хотели перепрыгнуть через пространство, казавшееся небольшим в темноте, но упали в воду — и поминай, как звали! Темнота ночи, быстрое под мостом течение, и крепкий ветер, способствовали Неве погрести их навсегда в недрах своих, поскольку тела их никогда не были выброшены на берег».

Вульф отплывал из Петербурга на следующий день и опасался задержки, поэтому не донес сразу о случившемся в полицию. Люди, разводившие мост, также боялись ответственности и смолчали. Таким образом внезапная пропажа офицеров некоторое время была окутана тайной. По Петербургу пошли слухи, что не найдя славы в своем отечестве Давыдов и Хвостов тайно отплыли вместе с Вульфом в Америку. Позже Хвостов якобы появился в Колумбии под именем Симона Боливара, где стал народным героем и руководителем войны за независимость испанских колоний в Америке.

На их смерть главный российский поэт того времени Г. Р. Державин написал длинное стихотворение «В память Давыдова и Хвостова» (https://ru.wikisource.org/wiki/В_память_Давыдова_и_Хвостова_(Державин)). В «Русском Вестнике» за декабрь 1809 были напечатаны ещё два стихотворения, посвященные неразлучным друзьям. Вот одно из них, сочиненное скорее всего адмиралом Шишковым:

Два храбрых воина, два быстрые орла,
Которых в юности созрели уж дела,
Которыми враги средь Финских вод попраны,
Которых мужеству дивились Океаны,
Переходя через мост в Неве кончают век.
О странная судьба,  о бренный человек!
Чего не отняли ни степи, ни пучины,
Ни гор крутых верхи, ни страшные стремнины,
Ни звери лютые, ни сам свирепый враг.
To отнял все один.....неосторожный шаг!

А. Ш.

В честь Хвостова и Давыдова названы два острова Алеутского архипелага.