 |
| Серафим Вырицкий - великий русский святой 20 века |
Немецкий капитан увидел старца едва только немецкие войска заняли Вырицу.
Это случилось сухим осенним днем 1941 года. Как обычно, войска вошли в русское селение без боя. Плоховооруженных и разрозненных большевиков, которых сложно было назвать армией, здесь уже давно не было. Разведка сообщила, что поселок этот населен пожилыми людьми, сопротивления от которых не предвидится. Войска пешком, на мотоциклах, в автомобилях и в танках медленно, спокойно и совершенно открыто пересекли реку через несколько мостов, а затем стали продвигаться по прямым улицам селения мимо деревянных одно- и двухэтажных домиков. Их целью был центр города, где находилась железнодорожная станция с путями, ведущими на Ленинград.
Глядя на эти казавшиеся заброшенными коттеджи капитан понял, что именно они должны называться загадочным русским словом «дача». Капитан много читал художественной литературы, в том числе пьесы Чехова. Из них он узнал об этом слове. Именно на дачах чаще всего происходили события странных чеховских пьес, а точнее почти полное отсутствие событий в них. Он помнил свое недоумение, когда в финале одной пьесы главный герой застрелился – этого ничего не предвещало кроме долгих и малопонятных споров за бесконечным русским чаем. Тем не менее капитан знал, что знатоки считают пьесы Чехова классикой мировой драматургии. Капитан смотрел на это признание очень скептически. Он был согласен с фюрером, который видел в современной культуре еще одно свидетельство вырождения цивилизации. Только вырождающаяся культура превозносит бессмысленные работы, подобные чеховским.
Капитан теперь с интересом разглядывал дачи. Представить себе, что в этих уродливых бревенчатых постройках может происходить что-то важное, решающее для мира, что в этом полузаброшенном поселке могут рождаться и жить люди, каким-либо образом важные для мировой цивилизации, было для капитана невозможно. «Эти земли станут значимыми только сейчас, с нашим приходом на них», - думал он, разглядывая проплывающие мимо деревенские пейзажи.
Настроение капитана было приподнятым. В голове крутился старый немецкий марш «Когда солдаты по городу шагают, девушки окна и двери открывают». Конечно, вряд ли можно было ожидать радующуюся молодежь в этой дыре, населенной стариками и старухами. Офицеры, однако, рассказывали, что в некоторых российских городах именно так все и было: люди там искренне радовались, что на смену безумному сталинскому режиму приходит немецкий режим разума и порядка. Капитан не мог ожидать, и что пехотинцы будут петь эту песню. Капитанская часть состояла из румын. Многие из них говорили по-русски гораздо лучше, чем по-немецки. Знать эту веселую немецкую песню могли только несколько человек из них. Ничего, капитану было приятно петь ее и про себя – марш заряжал бодростью даже в таком исполнении.
Прямые улицы и проспекты Вырицы были пустынны – очевидно, что немногочисленные перепуганные местные жители сидели по своим домам. Тем неожиданней для капитана было увидеть небольшую процессию старух, с головы до пят одетых во все черное, которые следовали за какой-то странной компанией. Впереди двое бородатых стариков в тулупах очень бережно под руки вели худого человека одетого в просторный черный балахон с капюшоном, одетым на низкоопущенную голову. С его шеи свисал огромный металлический крест, который выглядел очень тяжелым для такого очевидно больного и слабого старика. Процессия продвигалась вдоль забора куда-то по проспекту. Когда мотоцикл капитана поравнялся с главой процессии, капитан обернулся, чтобы получше рассмотреть странного старика. Старик как будто ждал этого: он тут же поднял голову и посмотрел на капитана. Капитана ожег взгляд лучистых серых глубоко впавших глаз старика. Этот взгляд был настолько неожиданным, близким и пронзительным, что капитан на мгновение испытал какое-то давно забытое спазматическое ощущение в области живота. Он тут же отвернулся. Ничего не замечая вокруг он с усилием пытался вспомнить, когда в последний раз он ощущал этот чувство, и кого напомнили ему эти глаза.
Чувство было неприятным, полузабытым и происходило откуда-то издавна. Это воспоминание ассоциировалось даже не с юностью, проведенной в военном училище. Это было что-то гораздо более раннее. «Вот оно что!» - вспомнил капитан. Давным-давно в школе у него сводило живот от страха, когда за мальчишеские проделки его отчитывал старый горбатый учитель, которого вся школа звала герр Штюк. Герр Штюк был очень опытным учителем, он прекрасно знал, что из себя представляли его ученики, на что они были способны и чего боялись. У него были цепкие и сильные руки, которыми он держал нашкодившего ученика за ухо, обращаясь к нему не иначе, как «таракан». «Ах ты, таракан!» - выговаривал он незадачливому ученику, - «говори, что опять натворил!» Ученик извивался, но вырваться из его крепкой хватки не мог. Кроме того, у герра Штюка был еще очень пронзительный взгляд. Казалось, он видел всех насквозь. Несмотря на его горб, ученики побаивались старого учителя и избегали шутить над ним.
Капитан обернулся снова чтобы еще раз взглянуть на старика в черном. Тот как будто и не опускал голову, уже издалека продолжая смотреть на капитана. На дороге поднялась пыль, но и из-за нее капитан ощущал силу пристального взгляда старика. «Вылитый герр Штюк, такой же строгий!» - подумал капитан и отвернулся.
Немецкие войска заняли Вырицу к вечеру без единого выстрела. В этот же день большинство личного состава было расквартировано по местным дачам. Сам капитан занял целый красивый дом прямо на железнодорожной станции. Уже поздно вечером с удовлетворением глядя из окна на удаляющиеся вдаль пути он думал, что такая бескровная война ему очень нравится, что именно этого быстрого успеха и следовало ожидать от восточной кампании, и что скоро он пройдет парадом по Дворцовой площади в Ленинграде. О старике в черном он и не вспомнил.
Однако тот напомнил о себе – во сне капитана. Старик просто стоял и укоризненно смотрел на него из-под своего капюшона. Капитану очень не нравился этот пронизывающий взгляд, он хотел спрятаться, как-то избежать его, но это было невозможно, как было невозможно вырваться от герра Штюка. Наконец, когда капитан уже готов был проснуться, насильно прервав свой неприятный сон, в голове капитана вдруг раздался голос старика: «Раз ты здесь, приходи, поговорим». «Приду, приду!» - почти выкрикнул капитан, безуспешно пытаясь вылезти из трясины вязкого кошмара. После этого старик исчез, и капитан с облегчением провалился в глубокое черное забытье.
****
Наутро капитан принимал доклады двух своих тайных осведомителей, расквартированных в поселке. Они имели специальное задание разговорить своих хозяев, чтобы выяснить общую ситуацию в селении, что думают местные жители о немецких войсках, и нет ли каких сведений о советских партизанах и подпольных шпионах. Оба агента, прекрасно говорящие по-русски, без труда смогли разговорить своих словоохотливых престарелых хозяев и узнать нужную им информацию. По результатам их доклада капитан должен был написать докладную записку своему начальству. Капитан знал, что другие офицеры имели своих тайных осведомителей и подавали свои докладные записки. Капитана этот порядок очень устраивал, поскольку он исключал возможность случайности, ошибки или намеренной дезинформации.
Судя по тому, что узнали агенты (капитан принимал их доклады отдельно, чтобы потом проверить, насколько они сходятся), ситуация в поселке складывалась самая миролюбивая. Народ остался совершенно невоенного возраста и небойцовского характера. Местные, в основном, были озабочены своим выживанием, поскольку дохода в этом году от городских дачников не предвиделось. Выживание местных жителей сводилось к выращиванию на своих огородах картошки и капусты, содержанию кур, пчел, свиней и нескольких коров. Капитан подумал, что о своем подсобном хозяйстве местным жителям действительно стоило позаботиться, поскольку им теперь предстояло кормить не только себя, но и своих новых хозяев. Когда война окончится, здесь, конечно, построят какое-нибудь производство или, скорее всего, госпиталь, поскольку местный чистейший сосновый воздух для этого очень подходит. Судя по тому, как быстро шла эта война, может строительство даже начнет происходить через год. Пока же этого не случилось, местным придется делится с немецкой армией имеющимся продовольствием.
Некоторые жители поселка имели свой «зуб» на советскую власть, которая репрессировала их родственников. Таких капитан взял на заметку, как вероятных помощников для поддержания порядка в поселке и обеспечения его безопасности. Местные с такой работой обычно справлялись гораздо лучше немцев.
Один из разведчиков сообщал в качестве дополнительных комментариев к своему докладу, что в поселке действовали две православные церкви и одна религиозная община трезвенников. «Как это по-русски – бороться с пьянством с помощью религии!» - подумал капитан. Он знал, что дикое пьянство – это повальная русская привычка. Немцы, конечно, тоже любят выпить, но им достаточно усилия воли, чтобы не дать пагубной привычке захватить себя. У русских очевидно были проблемы с волей, раз им нужна религия для борьбы с пьянством. Тем больше причин для Рейха, чтобы руководить русскими. Наличие же двух конфессий в поселке порадовало капитана – он знал, что чем больше причин для разделения коренного населения, тем легче им можно управлять.
Агент, упомянувший церкви и общину, захотел сообщить капитану кое-что в устной форме. Симпатичный и молодой румын немного помялся, прежде чем сказать нечто, что заинтересовало капитана.
«Я подумал, что это не подходит для письменного доклада. Вы можете посчитать это вздором и посмеяться надо мной» - сказал стесняющийся румын.
«Чувствуйте себя свободным говорить обо всем, что считаете нужным», - ободрил его капитан.
«Я не уверен, что это нужно, но это может оказаться важным. Видите ли, я – православный, как и большинство моих земляков-сослуживцев. То, что местные церкви не были закрыты Сталиным, это уже само по себе чудо. Я хочу сказать, что если бы вы разрешили мне и моим товарищам ходить на службы в них, мы были бы очень благодарны немецкому командованию. Это также очень хорошо повлияет на наш контакт с населением. Что скажете?»
«До войны я был лютеранином, и понимаю ваши религиозные чувства», - ответил капитан задумчиво. - «Не вижу причин в том, чтобы вам препятствовать в этом, тем более, что это действительно будет способствовать дружескому настрою со стороны местного населения и их доверию к нам. Я уверен, что ваши доклады от этого станут еще ценнее!»
Румын опустил глаза: «Да, станут ценнее». Помолчав секунду он добавил, подняв глаза: «Мои хозяева сказали мне, что этот поселок охраняется Всевышним, потому что здесь живет и молится старец. Старец знает все и может предсказывать будущее. Он предсказал эту войну и призывал всех своих гостей из Ленинграда отстраиваться здесь, потому что здесь боев не будет. К нему приезжали многие русские знаменитости, ученые».
Капитан захлопнул папку с докладом румына. «Ученые, говорите? На поклон к монаху? Не слишком бы я тогда доверял их научным поискам. Буду иметь это в виду, когда в академических хрониках прочитаю имя очередного русского научного гения. Благодарю вас за ценные сведения. Следующий доклад – через неделю. И, да, вы можете ходить в местную церковь молиться».
«Благодарю вас. А к старцу сходить можно?» - тут же спросил румын.
«Отчего же нельзя? Сходите. Можете попросить этого предсказателя назвать дату нашего парада на Дворцовой площади. Но, погодите, на этот вопрос, наверняка, и я знаю ответ. Мы увидим знаменитый Зимний дворец в октябре, не позже ноября этого года. До свидания!»
Румын отсалютовал и вышел. Капитан закурил сигарету и задумался. Пожалуй, что контакты на почве религии действительно укрепят связи немецкой власти с местным населением. Хотя капитан не питал особых иллюзий по поводу религиозности русских. Они, как известно, совершенно спокойно и очень быстро свергли и расстреляли своего набожного царя с многочисленной семьей, и своих церковных иерархов на штыки поднимали. Еще помнится у их набожного царя был Распутин – тоже, кстати, старец, а еще при этом пьяница и бабник. Но может деревенские старики со старухами еще верят в Бога. В любом случае, религиозные контакты с местными не помешают. Об этом надо упомянуть в докладе полковнику.
В голове капитана крутилась еще одна мысль. Так вот кем был тот самый загадочный старик в черном! Это скорее всего и был тот самый местный старец. На бабника и пьяницу он, конечно, не похож. Капитан вспомнил, как глубоко впали глаза старца, как аккуратно его поддерживали сопровождающие. Он должно быть очень стар и болен, уже давно отгулял свое. Сейчас замаливает свои грехи. Русские если во что-то впадают, то до крайности. Если они пьют, то до упада, если молятся – то тоже до упада: никакого среди них нет немецкого самоконтроля. Без надежного руководства они когда-нибудь упьются все до смерти, или уйдут все в монастырь, где и умрут бездетными.
Капитан посмотрел на часы. До доклада полковнику оставалось два часа, записка еще не написана, а в голове – бесполезные мысли про этого старца. Капитан выложил перед собой два доклада осведомителей и углубился в их чтение и анализ.
****
Всю следующую неделю приказа двигаться дальше к Ленинграду дивизия капитана не получила. Очень важно было держать крепкий контроль над железнодороной станцией – этим объяснялась остановка дивизии капитана в Вырице. Таково было официальное объяснение. Неофициально по дивизии гуляли слухи о том, что русские отчаянно сопротивляются на подходе к Москве, и наступление немецких войск в этом направлении приостановилось. Не желая терять личный состав в боях на подступах ко второй советской столице Ленинграду, войска должны были просто ждать, когда русские сами сбегут из города, чтобы спокойно и без потерь занять опустевший город. Подобная тактика отличалась от молниеносных планов Блицкрига, но экономила жизни немецких солдат, поэтому у капитана не было к ней особых претензий. В конце концов, курортная Вырица была не самым плохим местом в России, и ожидание действия в ней было не таким тяжелым. Капитану только очень хотелось, чтобы война поскорее закончилась, и он мог уже начать получать новые звания за опыт и выслугу лет, а не за военные заслуги, которых у него уже было достаточно, а также задуматься о о создании семьи. Он чувствовал, что уже давно заработал семейное спокойствие и карьерный рост, которые, казалось, были где-то совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Заняв Ленинград он сможет с удовлетворением сказать себе, что военная жизнь его была прожита не зря. Тогда ему можно будет всерьез задуматься о заслуженном покое.
Когда он думал о своем настоящем положении, в душе его ворочался червячок неудовлетворенности. Какой бы она ни была важной, вынужденная остановка войск раздражала его, потому что это была еще и остановка на пути к достижению им своих целей. Это раздражало его. Здравый смысл и опыт, однако, подсказывали, что удача благоволит терпеливым и стойким. Небольшая душевная работа над собой могла принести капитану важные плоды – хотя бы даже потому, что если он попадет в ожесточенные бои с русскими, то может получить тяжелые увечья или даже погибнуть и не реализовать свои планы.
В голову опять приходил старик. Что-то он там видит во мгле будущего? Неопределенность своего положения огрочала капитана, и он очень от нее хотел избавиться. Капитан внутренне усмехался – уж не поверил ли он сказкам о старике-предсказателе? Сообщит ли о нем что-нибудь информатор в следующем отчете? "Если не сообщит, то спрашивать о старике не буду", - решил капитан. А то еще подчиненные поднимут его на смех! Но следующего доклада православного румына он ждал с большим интересом.
Однако следующий доклад, как и последующие, не принес особых новостей. Время, казалось, остановилось в Вырице. Местные жители жили своим обычным календарем: работали на огородах, ухаживали за скотиной, ходили в церковь. Возмущаться против новых порядков никто из них и не думал. Казалось, единственным, что интересовало местных жителей в отношении немецких властей было, чтобы те оставили их в покое. Капитан понимал, что такова нормальная реакция людей, лично столкнувшихся с большевистской «переделкой мира» и настрадавшихся от всех этих новых надуманных законов, колхозов, раскулачиваний, пустых обещаний земли и хлеба, антирелигиозной пропаганды, гонений на священников и людей аристократического происхождения.
Капитан знал, что по своей сути большевистская идеология лжива, лицемерна и агрессивна. Это было видно из советской кинохроники, которую ему и другим офицерам показывали до открытия Восточного фронта. Хроника запечатлела большевистские демонстрации, на которых популярным был плакат «Кто не работает, тот не ест» с подписями Ленина и Свердлова. На плакате в грубой большевистской манере был изображен молодой строитель нового мира, разрывающий сильными руками пасть какого-то отвратительного толстяка. Капитану тогда еще пришел в голову вопрос, осознают ли молодые советские демонстранты, что это был лозунг апостола Павла из его новозаветного послания к Фессалоникийцам. Со стороны было совершенно ясно, что большевистская пропаганда просто присовила этот лозунг в своих целях, при этом лицемерно запрещая Библию.
Несомненно, местным людям нужна была спокойная жизнь с возможностью работать, отдыхать и отправлять свои религиозные нужды. Им совершенно не хотелось строить новый мир. Им и в старом было неплохо, особенно учитывая, что большевики активно эксплуатируют его правила, приписывая их своим лидерам. «Религия обеспечивает сильный контроль над разумом людей, и большевики хотели этим воспользоваться, подменив религию своей идеологией», - с отвращением размышлял капитан, - «Видимо, своими силами Сталину с его комиссарами уговорить людей следовать за ними в коммунистический рай не удается, вот они и решили на место Бога поставить еврея Карла Маркса. А что, похожие, оба бородатые! Хотя конечно и рая никакого коммунистического нет; только голод, вранье и преследования инакомыслящих». Капитан понимал, что советская власть была какой-то странной и трагической ошибкой, тупиковой цивилизационной ветвью, лишенной какого-либо будущего. Местные старики со старухами, на себе испытавшие ее ложь и жестокую бессмысленность, наверняка разделяли этот взгляд капитана, хотя может быть и не в таких словах.
Когда полковник узнал, что капитан разрешил румынам ходить в церковь, он похвалил капитана. Защита традиционной религии была важным козырем в идеологической борьбе фашистов с советской властью. Немцы, конечно же были заинтересованы в лояльности местного населения. Доклады информаторов доказывали, что ситуация обстоит примерно так, и, в результате, местные жители не проявляют неприязни к новой власти, а наоборот благодарны ей за проявленную религиозную терпимость. Это было важным достижением капитана.
Информатор также сообщал, что православные румыны теперь регулярно ходят по воскресеньям молиться в местные церкви. Вырицкие старики со старухами на них недоуменно озираются, но не возражают, поскольку румыны соблюдают чин службы. Местные же священники только рады неожиданному покровительству со стороны новой власти. За годы советской власти они от этого отвыкли...
