 |
| В роли Добрыни Никитича - Вячеслав Воскресенский |
Про Рассею, землю нашу рОдную, да про богатырей, что ими славится;
Про лебедь-деву крестьянку-красавицу, да царя на Москве белокаменной.
Расскажу про злодеев отчаянных, что на землю-Русь вечно зарятся,
На богасьва ее, да на род людской. Но не быть тому ни во век веков,
Бо Рассея не только силою, непокорностью да своеобычаем,
Но смекалкою зело славится!
На Руси в тот раз мир заветный был. Нет ни войн тебе, ни пожарища.
Вроде жить да жить припеваючи, рожь расти да коров пасти.
Только русичи все понурые, одолели их поборами несносными,
С трех сторон прижимают ворОжины: Змей-Горыныч со змееныши поганыя,
Польский лях король Казимирович, да монголы ордынские злобные
Хана Батыя темная силушка. Змей-Горыныч со змееныши поганыя
Вдруг нежданно-негаданно с воздуха налетает поля уничтожаеши.
И нет от него ни сна ни отдыха работящему мужику русскому.
Все поля пожег-помял гадина, со змееныши всласть по ржи топчутся,
По пшенице поганыя катаются. Не унять никак гадов мерзостных,
Бо пшеница наша наилучшая!
Польский лях король Казимирович
Жмет с другой стороны, прижимается, со свои вассалы да лыцари.
Ко морям Рассеи присосалися, все кораблики торговыя останавливают,
Да мешочки-сундучки вытряхивают: мол, вы, русичи, нам дань-пошлину
За триста веков дать обязаны, бо моря все те наши собственные,
Во владенье польско Папой приставлены. Вы же, русичи, все нарушили,
То, что Папа требует, не соблюдаете. Дань за море нам, ляхам, платить медлите!
Только кто сказал, кто промолвил то, что Господь моря ляху гордому
Во именье дал единоличное? Не слыхать про ту саму грамотку,
Не видал ее никто тем более. Там, где море, свобода безбрежная
В удовольствие и для торговлишки грешным людям всем пополам дана,
Всем дана Богом Праведным!
 |
| Полонина |
Хан Батый со своими монголами. Что удумал антихрист со братией:
Русский род задумал вывести начисто. Змей-Горыныч да лях Казимирович
у него в работничках бегают. Жадность да жестокосердие
токмо ему понятно нехристю! Хочет он с войском великим и диким
мужиков русских поубивати: кого казнью казнить зело лютою,
А кого в рабство за море прОдати. Русских дев за косы во полОн свести,
И воцариться един на Руси герой. Набегает нежданно-негаданно,
Разоряет хозяйства все полностью, разрушает, жжет избы бревенчаты,
Убивает в несчетных количествах, ни стариков ни детей не жалеючи.
Посвирепствует, поворует всласть, да в степях, во горах сокрывается,
Где чертяку ни поймать, ни выманить.
Было дело то во Рязанюшке, во Рязанюшке, да во слободушке.
Жил в той Рязани да славился богатырь земли русской Добрынюшко,
Добрынюшко, сын Никитушки. Вот сидит Добрыня Никитич млад,
На крыльце сидит да вздыхает он: как же вышло так, как все сделалось,
Что на шею мужик прихлебаев всех подсадил да и носит день-ноченьку,
Под командами бегает, старается, чуть не в ножки кровопивцам кланяется?!
Сокрушился, ус кусает свой, да кусучками его выплевыват.
Где тот волос его о земь грохнется, так там яма в пол-роста человечьего.
Ну а коли в сердцах кулаком махнет, в облаках дыру невзначай проткнет.
Как о мать-землю он притопнет вдруг, ходуном в морях вода кружится,
И кораблики на берег выплескиват.
 |
| В роли калики перехожией - Мария Барабанова |
Что живут ворожбой да лечением, да по-птичьи, по-зверьи понимают все.
Глядь, сидит богатырь закручинившись, кулаком да ногою притоптыват,
Отчего бедствия великии случаются. Речет Добрыне одна калика:
«Что, детинушка, приуныл, сынок? Что ты попусту силу тратишь-то?
Аль болеет кто, али нет любви? Мы те живо поможем снадобием
Из травы потайной, заговоренной. Не таись, раскрой сердце, родименький!»
«Ой вы калики перехожии, - отвечает Добрыня Никитич млад, -
Благодарствую за вспомоществование. Все в семье у меня с Божией помощью:
Матушка Омельфа Тимофеевна доживает свой век, не жалуется.
Батюшко Никита Романович уж лет с десять как преставился,
Упокой, Господь, его душеньку. На примете есть девица-красавица,
Крестна дочь царя Московского, бела лебедь Настасья Микулична,
Та, к которой Батый с Золотой Орды засылает сватов для свадебки.
А на «Нет» грозится войной пойти. Уж мне ентот хан будто в горле кость!
Со своими прихлебаями, с ляхами-змеями вонючими,
Что Рассею душат поборами, да пугают нас казнями лютыми.
И напасть та как ржа разрастается. А бояре все разбежалися
По именьям, да по вотчинам, сундуки, да кладЫ попрятали,
Слово молвить боятся, продажные. Царь же наш Иван Красно Солнышко
Сам попал в кабалу Батыеву, азиатску, хитросплетенную.
Хочет чтоб на Руси дольше мир побыл, потому Русь войной истощенная.
Но враги наглеют, куражатся, и никто им отпор до сих пор не дал.
Так что, калики перехожии, не поможете вы со снадОбьями.
За Рассею болит сердце мужицкое!»
 |
| В роли Настасьи Микуличны - Светлана Орлова |
«Отчего-ж, - говорят, - нет снадОбия? Коли дело миром улаживать
Есть одна сила тайная, басурманину непривычная,
Что поможет тебе извести его. Коли други мы по тем грамоткам,
Пригласи ты их в русску банюшку, в русску банюшку-костоправушку.
Натопи ее хорошенечко, приготовь венички душистые,
И попарь от души ворожинску рать. Приложись к ним со всею сноровкою,
Чтобы дух из них выбить как следует. Телеса-то у них слабосильные,
К русску пару совсем непривычные. А отказ за обиду считается:
Ты-ж у нас богатырь самоглавнишный. Вот такая мыслишка скумекалась!»
Поблагодарил Добрыня перехожиих, одарил их подарочками добрыми.
Написал ярлыки скорописчаты, и заслал гонцов в три конца земли:
Ко змеюке той со гаденыши, к польску ляху Казимировичу со лыцари,
Да к Батыю, хану Ордынскому. Чтоб по дням святым приходили те
В знатной баньке столковаться, попариться.
Во субботу первую Змей Горыныч был, Змей Горыныч был со змеятами.
От них вонь стоит несусветная, бо в болоте живут змеи-гадины.
Прилетели полыхая, злорадствуя, мол «мы тебя человече Добрынюшко
Сей же час загубим-ко до смерти». Ну да мысли те злодеинские
Речами сладкими сокрываются, ой да сладкими, да ядовитыми:
«Нет ли засухи?», и «Какой урожай собрал?»
(издевается змеина поганая, а змееныши рядом хихикают).
«Урожай же нонча приличенный, -
Отвечает Добрыня не дрогнувши, - ну а коль недобор, с закромов возьмем.
Вон у меня закрома высоченные. Всей Руси на пять лет хватит хлебушка».
Осерчал Змей-Горыныч ответу ту. С пасти брызги огненны сыпятся:
«Неча лясы точить, - кричит, сердится, - веди меня в баню париться.
Там увидим, чья кого возьмет!» У Добрынюшки уж все заготовлено:
Банька величиною с Башню Вавилонскую уж вовсю дымит, что гора коптит,
А в предбаннике венички сложены: дубы раскидистые, кряковистые,
С корнем выдернуты из сырой земли. Увидал Змей-Горыныч баньку Добрынину,
Опечалился, обеспокоился. А змееныши страшатся тем более,
Жмутся к папеньке, уроду скользкому. Но негоже так отказываться,
Чтобы мордой в грязь не удариться. А Добрыня видит то, усмехается,
Крутит ус тугой, приговариват: «Проходи, проходи, не стесняйся, змий,
Хотя что тебе голопузому стеснятся-то? На тебе ни кольчужки, ни обуви.
Проходи сюда, ближе к каменке, и подпустим пару сурового!»
Со словами со этими Добрынюшка как схватил ушат воды колодезной
(В нем случайно баржА оказалася), да как выплеснет на каменку огненну,
Что страшна как Геенна Адская. Тут все пар заволок кругом,
Небо тучами обложилося, с туч с тех дождик кипящий просыпался,
На земле замерло все, попряталось, ибо знают: Добрынюшко парится!
Но как пар-туман разошедшися, удивился Добрыня Никитич млад:
Где же гость «дорогой», «разлюбезнейший»? Ну а гость на полу извивается,
Извивается, как червь издыхается. Вот как оно с непривычки-то
В русской бане, да во парилочке! Усмехнулся еще раз Добрынюшко,
Всю собрал эту скользкую братию, за хвосты их раскрутил над головушкой,
Да закинул во Дико Полюшко, что за три версты за пятисотые
Ко хазарам ко злобным на головы. Отряхнул ручищи свои крепкие:
Вот от одного гада и избавились! С остальными придется туговатее,
Бо не змеи оне – человечий род.
 |
| В роли Ляха Казимировича - Лев Потемкин |
Нос задрал от большого значения, вкруг его вассалы-лыцари бегают.
Как лях чихнет, они кланяются, монету как кинет – бросаются
Точно псы на косточку сладкую. Меж собою дерутся от зависти.
Говорит тут лях Казимирович: «Эй, ты, свинья русская, грязная,
Меня, пана, к себе приглашаеши? Говорят, ты в Руси первый муж-силач,
Я хочу на тебя взглянуть голого. Коль понравишься, будешь другом мне,
Не будешь платить дани-пошлины!»
Но сдержался Добрыня Никитич млад,
Говорит в ответ таковы слова: «Отчего ж не так, можно другом стать,
В бане все наготой породняются. Скидавай шелкИ, бархатЫ свои,
Будем париться, друг с дружкой знакомиться!»
«О, какой это варварский и экзотичный обряд!» - восторгается лях Казимирович,
Торопясь на вассалов все скидыват, одежонки свои чорнобархатны,
Злата, серебра, скатна жемчуга. Стоит, переминается с ноги на ногу.
Глядь на него Добрыня: и срАмно и хОхотно! Польский пан точно глист без одежи-то.
Тощий, длинный, прыщами покрытый, как мальчишка из села Недородное.
«Что ж, пойдем, польский пан, позабавимся, в русской баньке с душою попаримся!»
Подпустил Добрыня парку кромешного, ляха в пояс загнул и кричит: «Держись!»
Да как дубом даст тем коряжистым, что промеж себя кличет веником.
Глупый лях заорал блАгим матом тут. А Добрыня его и еще разок,
Так и в землю вбил, точно кол всадил!
А вассалы как вопли услышали, все обрадовались, засмеялися,
Мол, панУ хорошо, в удовольствие, он всегда орет, как расслабится.
Токмо вышел наш муж на крыльцо один, да пиннул вассалов-придверников.
Не из силы пиннул, потихонечку, чтоб летели они в земли дальние,
О позорном конце ляха поведали!
 |
| В роли Батыя - эпизодический актер из фильма "Финист Ясный Сокол" |
На коне прискакал, скакуне лихом во степях калмыцких изловленном.
Сбруя алмазами-камнями отделана, на спине коня попона китайская.
Сам Батый в халате бархатном. Золотою нитью узорами шитая
На главе его шапка монгольская, чорнобурой лисы мехом оторочена.
На пальцах – кольца с рубинами, на груди – цепь златая, пудовая.
Его тугой лук несут девять татаринов, калену стрелу несут шесть татаринов.
Приказал Батый разбить шатер шелковый, расставил слуг-караульников.
Подъезжает к крыльцу Добрынюшки: «Эй, неверный, - кричит, - выходи ко мне,
Ко Батыю, ко хану великому!» Выходил молодец на крыльцо к нему,
С уваженьем принял гостя знатного: «Проходи, - говорит, - в хоромы лучшие,
Не желаешь ли разделить со мной баенку, отдохнуть от походов-баталиев?»
«Отчего ж, - отвечает ему хан Батый, - ты – джигит удалой, уважаемый,
Не желал бы сойтись с тобой вО поле, а во баньке – с большим удовольствием.
Бо Аллах говорит: Чистоту блюди!» Растопил Добрыня баньку-парилочку
Так, что небо заволокло все тучами, солнце спряталось, тишина кругом.
Будет баня сёдни самою жаркою!
 |
| Жаркая баня |
Хан Батый, мужичок знамо крепкий был, племя дикого, к суровью привыкшего.
Глазки у него узкие, руки-ноги короткие, весь мясистый, башка – безволосая.
Что ни бьет его Добрыня по пузу-то, хан Батыюшко токмо покрякиват.
Знай бока жырны поворачиват, да водою себя окатыват!
Вот попарились оне, покуражились, ничего не берет Батыюшку.
Отдохнуть Добрыня приглашает тут, за здоровье просит отметиться.
Батый поначалу отказывался, мол, вера у них очень строгая,
Но потом согласился опробовать. Принесли сороковочку с зеленым вином,
Принесли две братыни серебряных, да не мал, ни велик, с полтора ведра каждая.
Брал Добрыня братыню серебряну, да цедил он из бочки зелено вино.
Нацедил братыню полнехоньку. Выпили оне по братыне к единому духу.
Первую выпили ради здоровьица: хорошо вино, зело крепкое!
Хан Батый братыню серебряну подставляет вновь под сороковочку.
Вторую выпили ради похмельица. Хан Батый уж руками размахиват:
«Ты, Добрыня, джигит уважаемый! Переходи ко мне в веру магометанскую,
Станешь мне рукою правою. Будем вместе по раздольицу широкому,
По Рассее гулять да погуливать, на деревни да села набегивать,
Воевать Москву белокаменну!» И еще подставляет, торопится.
Третью выпили, да ради шалости. Хан Батый Добрыне нашептыват:
«Что ты, русский мужик, в жизни видел-то? У тебя даже хата единственна.
Вот Настасью, царя дочку крестную с кунаками сосватаю быстренько,
Предложу ей уборы парчовые, соболя да куницы с алмазами,
Согласится она, вот увидишь сам. Бабы все до богасьва падкие!
Ну а гордость в ней разыграется, буду жечь Москву белокаменну,
Уничтожу мужика я русского, а баб войску лютому, ордынскому
В растерзанье отдам, не помилую. Царь меня боится, сражения прячется,
А бояры мне все давно уж куплены.
Так что будет Настасья Микулична женою моею трехсотою!»
Добрыня до сих пор тихо слушал все, но хмелинка в голове уж появилася,
Во хмелю речи Батыевы ему, ой, зело не понравились!
Он схватил эту бочку с зеленым вином, высоко ею размахнувшися
Об Батыеву башку да разбил ее! Она с плеч Батыевых покатилася,
Под ноги Добрыне закатилася. Растоптал он братыню с головешкой Батыевой,
Схватил свой меч, лук, да палицу, подбежал ко шатру шелкову,
Разорвал его, разбросал лемтюги он по полюшку.
Монголы бегут от него в ужасе! Где Добрыня мечом взмахнет, палицей,
Там во вражьей толпе сразу улица. Стрелу пустит – там переулочек.
Долго буйствовал, детина русская, ордынцев как клопов всех раздавливал,
Раздавливал, по земле размазывал. Как расправился с войском Батыевым,
Повалился спасть словно замертво, спал без малого две неделюшки
После сих трудов зело праведных.
 |
Ко ласковому царю Красно Солнышко. Ехал день-деньской, темну-ноченьку,
Доехал к закату ясна месяца. В город въехал не воротами широкими,
А скакал через стену белокаменну. Мать сыра земля потрясалася,
А палаты кремлевские колыбалися. Встречь ему царь Иван идет,
Со женой идет, с детьми малыми. Говорит Добрыне с уважением:
«Знаю, слухом земля полнится! От врагов окаянных, Добрынюшко,
Спас ты Русь Святую Великую. Говори, чем тебя благодарствовать.
Хошь, богасьва дам любого великого? Ну а хошь, боярином сделаю?»
Бьет челом Добрыня во все стороны, крест кладет он да по писаному,
Царю со царевной во особину. Отвечает царю таковы слова:
«Не нужны мне богасьва великие, я старался для Руси, для матушки!
Чтоб мужик мог спокойно работу весть, ну а баба его помогать ему,
Да детишек рожать сколько сможется. Уж совсем не хочу быть боярином,
Быть того племени подлого, что продаст на корню всю Рассеюшку,
Чтоб набить свой бездонный карманище!
Разреши мне жениться на Настюшке, На твоей крестной дочке-красавице».
«Я не против, Добрыня Никитич млад,
Ежели родительско благословенье есть (хотя кто герою откажет-то?)
Коли есть, завтра же свадебку здесь сыграем, чтоб всем было весело!»
А сидела Настасья под окошечком, она видела дородна добра молодца,
И речи его слышала приятные. Раскраснелася вся, разволновалася,
Побежала, к родителям кинулась, к Микуле Селяниновичу да к Марфе Игнатьевне:
«Благословите, дескать, тятько с матушкой, я люблю ента добра молодца!»
Ну а мать с отцом рады-радехоньки всей Руси богатыря во зятьях иметь!
Заводилась тогда у Добрыни свадебка. Посаженный отец был сам царь Иван,
Тысяцкой был старый казак Илья Муромский, а дружком у них - Попович Олешенька.
Повенчался тут Добрыня, Никитич сын, той Настасье, дочери Микулишне,
Целовались оне в уста сахарны, отошли тут навеселе пиры,
Весь мир на пирах сыт, пьян, весел был!
Иллюстрации - из фильма "Финист Ясеый Сокол"
No comments:
Post a Comment