Повесть «Там» Анны Борисовой (она же – Борис Акунин) написана в жанре «религиозного фэнтэзи», каким прославился Клайв Льюис со своей серией про Нарнию. Повесть «Там» все-таки написана не для подростков, как повести про Нарнию, а для более зрелых читателей. В ней есть жесткий язык, серьезная тема, сцены довольно графического насилия и извращенного секса. Подобного рода подход конечно не к лицу «благородному мужу» Акунину, наверно поэтому он выбрал для реализации этого сюжета новое имя (под именем Анны Борисовой он также написал повесть «Креативщик» и роман «Vremena Goda»).
В повести «Там» автор попытался литературно осмыслить тему физической смерти и даже заглянуть по ее другую сторону через восприятие православных, католиков, мусульман, буддистов, ньюэйджеров, агностиков, а также младенца и даже собаки. Акунин изучил «сборку» персонажей (включая собаки), нарисовав детальный и весьма правдоподобный психологический портрет каждого из них. Затем он их всех убил с помощью теракта и проследил за посмертной судьбой каждой бессмертной души. Получилось нечто довольно жесткое, но весьма развлекательное, очень оригинальное, и при этом вызывающее серьезные и далеко-идущие философские и религиозные размышления. Такую историю можно было бы назвать «летним чтением», но тема смерти мне все-таки легкой не кажется, как бы она не подавалась.
В итоге, основное послание Акунина может звучать так: во что человек верит при жизни, то после смерти он и получит. Автор представляет, что мы конструируем свою загробную жизнь, исходя из своих представлений о ней, то есть смерть это не объективный факт, а некая индивидуальная проекция бытия, ничему не подчиняющаяся и генерируемая лишь индивидуальной верой или безверием.
Хотя я прочитал эту увлекательную повесть, можно сказать, «залпом», у меня имеются серьезные основания для неприятия этого акунинского послания.
Странно не то, что, согласно Акунину, при посмертном рассчете быть неверующим или даже отъявленным негодяем лучше, чем верующим. Действительно, верующим в его повести пришлось после смерти тяжелее всего – за исключением мусульманина-террориста. Тот попал в ситуацию, которая может стать мучительной, но по сравнению с другими посмертными судьбами верующих выглядит весьма прилично и приятно, куда хуже жутких православных мытарств или изощренно мучительного католического ада. Неверующие вообще отделались легче всего и даже как-то интереснее всего. Вспоминается такая мысль из повести: умерев, душа неверующей героини поняла, что после смерти с ней не случится ничего такого, чего она для себя не желает. Так ведь доверчивые читатели могут решить, что действительно, религия – это сплошная обуза и ограничения, и куда лучше без нее. Напридумывал себе посмертного вечного кайфа и делай при жизни что хочешь. Неожиданно было получить такое незрелое послание от умного автора.
«Золотое правило» любой мировой религии гласит, что каждый должен относиться к другому как к самому себе. Правило это основано на загадочном общечеловеческом внутреннем импульсе, который заставляет человека чувствовать себя только частью мира людей, а не всем этим миром – иначе говоря, напоминает ему об объективной социальной реальности, нарушать которую нежелательно или даже просто опасно для жизни. Например, одним из требований "золотого правила" под названием «не укради» должны пользоваться как верующие, так и неверующие, при этом как верующий, так и неверующий прекрасно понимает, что красть не только опасно (в тюрьму посадить могут), но и просто плохо. Откуда? Это знание дается нам просто так, неизвестно откуда. Импульс этот называется «совесть» и признается во многих религиях «голосом Бога», поскольку он не зависит от нашего развития, жизненных установок и т.д. Загадку совести имел в виду неверующий философ Кант, когда говорил, что его удивляют всего две вещи в этом мире: звездное небо над головой и моральный закон внутри нас. Непонятно, как создано и то и другое (то есть, непонятно для неверующего философа).
Для меня было странно, что автор совершенно не касается темы совести, и того, как она беспощадно судит любого нормального человека ежечасно. Совести безразлично, веруешь ты или нет. Чем тише звучит или сильнее заглушается этот голос, тем большей психологической инвалидностью страдает человек. В повести есть один герой герой с садистскими наклонностями и совершенно атрофированной совестью. Его посмертная судьба несимпатична, однако никакого шанса к его исправлению или к установлению какого-то всеобщего баланса между тем, кем он мог быть, и тем, кем он стал, сюжет повести не дает. Как и другой герой, который вдохновил теракт, оба этих моральных урода просто стали «частью тьмы» без какой-либо посмертной разрядки между чистым потенциалом и замутненным свершением. Тут, извините, или посмертного существования нет, либо оно есть и тогда в нем бессмертная душа должна каким-либо образом «прокаливаться» очищаясь от своих замутнений. Чем больше мути, тем лучше ее надо прокалить, чтобы оставить ее в той бессмертной кристальной чистоте, которая присуща здоровой совести, то есть естественной форме души. В морально уродливых героях мути было много, но она никак не очистилась после их смерти, а наоборот, подпитала какую-то всемирную муть.
Тот же упрек можно отнести и к посмертным судьбам остальных героев повести, которые не были "моральными уродами". Может они были неверующими, но голос совести-то они в своей жизни слышали, и либо следовали ему, либо давили его, умерщвляя тем самым свои человеческие позывы. Если что-то и уготовано душе после смерти, то это «что-то» должно как-то разрешать страдания совести при жизни. Однако нет, в повести адекватная аспирантка Вера, страдавшая от аморальных взаимоотношений со своим научным руководителем, и которую все время грызла совесть, становится после смерти неким прототипом новой жизни. Не очень хорошим фундаментом станет такой задубевший от душевной грязи прототип!
Другой моей претензией к повести является грубая неточность автора в описании им православных мытарств. Несомненно, для их описания Акунин пользовался знаменитым религиозным текстом «Мытарства блаженной Феодоры и страшный Суд Божий», который в деталях описывает двадцать испытаний умершей души (
http://lib.pravmir.ru/library/readbook/1959). Такая душа испытывается бесами на предмет подверженности при жизни разным грехам: чревоугодию, сребролюбию, гневу, богохулию и т.д. В повести "Там" душа православного человека проходит мытарства, и единственным обстоятельством, смягчающим ее вину, являются некие ангельские одежды, которые даются ей ангелом-хранителем с позволения Господа. Чем лучше человек вел себя при жизни, тем больше Бог дает ангельских одежд после смерти. Далее, якобы, бесы забирают за грехи эти одежки по одной или несколько на мытарствах у души. Если душе хватило одежд до последнего круга мытарств, она проскакивет в Рай (поскольку нет ни одного безгрешного человека в православии), не хватило – летит в Ад.
Если уж говорить с православной точки зрения, то это конечно полная ерунда и грубая выдумка автора. В православной традиции никаких ангельских одежек нет. Бесы на мытарствах зачитывают душе все ее грехи из книги жизни, но они не видят тех грехов, в которых человек раскаялся на исповеди. Об этом важном обстоятельстве нет ни слова в повести "Там". Все, на что можно надеяться согласно Акунину, это сколько Бог по доброте Своей, отмеряет ангельских одежек душе. А это, в свою очередь, якобы зависит от того, насколько «хорошей» в жизни она была. То есть душа хороша, но все-таки грешна, но все-таки хороша. Короче, нет смысла задумываться в хитросплетениях акунинской логики. На что стоит обратить внимание, так это на такой факт: если уж кто-то взялся литературно осмысливать какую-нибудь существующую теорию, то наверное все же стоит обсудить ее фундаментальные позиции, а то получается, что православные мытарства в повести изображены куце и в принципе неверно. В каких-то случаях можно говорить об авторской интерпретации неких идей, но здесь нет даже интерпретации. Идея просто дана неверно. Меня неприятно удивил этот «пробел» принципиального значения в знаниях обычно дотошного до деталей автора. Такая поверхностность при описании им такой важной темы, как смерть, для меня непростительна.
Поэтому, при всех очевидных фабульно-острых и психологически-достоверных достоинствах этой повести я рекомендую обязательно по ее прочтению изучить в первоисточниках детали той посмертной судьбы, которая вас заинтересовала. Может выясниться, что автор сделал важные ошибки и в других случаях, про которые я не очень хорошо знаю (типа, буддизм, ислам, католичество). И только после этого можно делать какие-то философско-религиозные выводы для самого себя.
