Строго говоря, первой советской "космической" маркой была марка из серии "Ученые нашей страны" с изображением К.Э. Циолковского (вышла в обращение 15 августа 1951 года). Именно она стоит на первом месте в каталоге Ю. Квасникова "Российская космонавтика на почтовых марках 1951-1995". Но это было до начала эпохи освоения космоса в СССР. Эпоха эта началась с запуском первого искусственного спутника Земли 4 октября 1957 года. Два дня спустя московский график Евгений Гундобин уже работал над эскизом марки о спутнике. Сама марка появилась на почте 5 ноября 1957 года. Она - на иллюстрации к этой статье. Подробнее об этой серии советских марок можно почитать здесь.
История советской "космической" марки очень любопытна. Она наглядно показывает, как СССР воспринимал космос — не как абстрактную бездну, а как поле человеческой деятельности. Тысячи марок были посвящены ракетам, спутникам, космонавтам, стартовым комплексам, эмблемам миссий, но почти не встречаются изображения самого космоса и космических явлений: затмений, далеких планет, туманностей, звёздного вещества. Космос на советских марках присутствует лишь постольку, поскольку он может быть достигнут, изучен или покорён.
Этот дисбаланс не случаен. В советской визуальной культуре космос редко понимался как самостоятельное, таинственное пространство. Он был ареной, где социалистическое государство доказывало свою способность и коллективную волю. Каждый корабль или космонавт становился светским образом иконы прогресса — утверждением того, что человеческий разум, вооружённый наукой и идеологией, способен покорить тайны Вселенной. Освоение космоса воспринималось как метафора самой истории — бесконечного восхождения вперёд, без места для божественного трепета или экзистенциального удивления.
Напротив, «космос» в метафизическом или поэтическом смысле — бесконечная, равнодушная вселенная, перед которой человеческая жизнь кажется ничтожной, — отсутствует на советских марках. Изображать вселенную как непостижимую значило бы признать предел человеческого познания, что плохо сочеталось с идеологией, основанной на вере в материальное знание и коллективное овладение природой. Там, где западный художник мог бы увидеть в звёздах символ тайны или Божественное откровение, советская марка показывала стартовую площадку, антенну радиосвязи или космонавта с поднятым в орбиту красным флагом.
Редкие исключения — марки с изображениями комет или планетных систем — имели, как правило, строго научный или юбилейный характер, а не философский или метафизический. Даже там подразумевалось присутствие человека — наблюдателя, исследователя, участника экспедиции.
Советская почтовая марка, таким образом, рассказывает не только об эпохе технологических свершений, но и о мировоззрении СССР. В ней космос существует прежде всего как цель для человека, а не как реальность, превосходящая его. Это рубеж труда, за пределы которого советская культура боялась заглянуть.
Показателен известный эпизод: после полёта Юрия Гагарина Никита Хрущёв якобы спросил его, видел ли он Бога в космосе. «Нет, конечно», — ответил Гагарин. Этот обмен стал символом советского взгляда на вселенную: её следовало покорять, а не поклоняться ей. Небо, прежде "населенное" Богом, оказалось пустым — и потому открытым для человеческого действия.
Но мы не знаем, обрадовался или испугался бывший ученик церковно-приходской школы Хрущев ответу Гагарина...











